В Украине не так много крупных сцен, да и акцент на посещение актовых залов сегодня смещается в пользу небольших баров, подвальчиков, крыш и открытых площадок. Мы постепенно переходим к формату, когда музыкант очень близок к зрителю и играет без границ и условностей. Хотите узнать, кто в Украине является одним из двигателей этой культуры? «Топоркестра» – 15 лет без ротаций на радио, Дворца «Украина» и актовых залов, но с очень высокими рейтингами. Имя основателя этого стихийного «gypsy-punk-panic-band-гурта-мрії» давно уже стало легендарным. И сегодня мы вас познакомим с легендой: Сергей ТОПОР, художник, скульптор, музыкант, предводитель банды «Топоркестра», специально для «Аргументов недели».
– Сергей, ты цыган?
– Конечно.
– А как правильно говорить: цыгане, ромы?
– Все эти моменты, когда какое-то обращение может считаться неправильным, – это влияние глобализации и Европы в попытке наладить мир и сгладить ситуацию, связанную с общественным напряжением. Например, цыгане давно живут в европейском обществе, но нам это показывают в виде какого-то конфликта. Да, конфликты бывают, как и в любом сообществе. Вообще, всегда там, где существует разность потенциалов, возникает напряжение. И вот люди, которые беспокоятся об обществе, они думают, что это нехорошо. Они пытаются сгладить и перемешать, в данном случае ассимилировать цыган. Так вот называть цыган ромами – это попытка сначала их глобализировать, объединить под одним названием с последующей ассимиляцией, а потом уничтожить. Лично я против этого. Цыгане должны называться цыганами в той области, где их так называют. Есть такие места в Европе, где это ромы (ближе к Сербии, кажется). В Турции это карачи. У цыган много имен.
– Бытуют стереотипы, что каждый цыган, просыпаясь утром, сразу кормит с рук медведя, а у него на будильнике звучит «ай-не-не».
– Обязательно! Только так и происходит. А будильник у меня вообще не замолкает – я засыпаю и просыпаюсь под «ай-не-не».
– А медведя как зовут?
– Медведя зовут Муся, и он девочка. У нее много котят, каждый сезон по три помета. И она очень ручной медвежонок, ест с рук.
– Ты живешь в Киеве?
– Я живу в таборе – в своем духовном таборе. Физически он в Киеве последние лет двадцать. А родом я из Кишинева.
– А какими ветрами тебя занесло в Украину? Говорят, ты джинсами неплохо торговал.
– Я и сейчас торгую (смеется). А ветер – он как происходит? Есть область пониженного и повышенного давления. В Молдавии плотность населения выше, давление выше и люди активней. А в Украине обстановка разряженная, в том числе и экономическая. Торговать здесь выгодней. Ветер был по учебе и по жизни. Ветром судьбы занесло.
– А как сочетается музыка с торговлей-то?
– Выступления – это для души, чтобы скучно не было. А жизнь торговца – это же рутина. В ней же нет ничего сложного: купил дешевле, продал дороже.
– Это правда, что цыгане обманывают?
– Конечно. Обман покупателя обязательно присутствует. И он у нас в обществе везде. Понимаешь, если убрать обман, то можно будет просто так отдавать. Зачем торговать? В нашей жизни все на этом обмане держится: если не будет торговли, то можно просто идти и брать. Мы живем в обществе, в котором не настроены естественные обменные процессы. В природе как происходит обмен веществ? Все натурально. Ты когда-нибудь видела, чтобы бактерии торговались между собой, чтобы обменяться питательной средой? У животных мы тоже такого не видим. У людей обмены происходят через финансовые потоки, с помощью экономики.
– Пояснишь, как в твою жизненную концепцию вписывается музыка?
– Музыка – это самое яркое проявление обмена энергией, которое происходит натурально, как и должно. Музыка – это нечто, что вибрирует, создает волны, нечто живое, что выражает эмоции: радость, грусть, боль, счастье. Моя концепция – натуральный обмен энергией.
– Для торговца джинсами из Молдавии ты так грамотно излагаешь мысли, будто у тебя пять дипломов.
– Я и торгую нормально (смеется). Диплом у меня один – Одесского государственного художественного училища имени Грекова. Это диплом скульптора – художника-преподавателя, которым я очень горжусь. А вот после этого я учился в Академии художеств в Киеве, но до диплома не дотянул – мне было это уже не так интересно. Да и карьерного смысла я в этом не видел.
– На скольких музыкальных инструментах ты играешь?
– Можно сказать – аккордеон, а можно еще – клавиши, гитара, перкуссия.
– Есть такие уважаемые люди, которые называют тебя хорошим музыкантом? Сам же ты не можешь себя так называть, верно?
– Почему не могу? Когда мне самому нравится, как играю, говорю, что я хороший музыкант. А что касается уважаемых педагогов и музыкантов, то мы все обзываем друг друга первоклассными музыкантами, даже внутри коллектива такое говорим. Когда один музыкант слышит хорошую музыку у другого музыканта, он старается научиться или украсть. Потому что твоя музыка, по большому счету, эта даже не та, которой тебя научили, а та, которую ты украл. Если ты способен у музыканта украсть какую-то мелодию, идею, штрих, настроение – это твое, и ты становишься классным музыкантом.
– Ты много наворовал?
– Не жалуюсь (смеется). Я же не только у людей воровал. Я у целых народов музыку брал! Раньше, чтобы что-то взять, нужно было бегать за музыкантами – смотреть пальцы, заглядывать в глаза и рот. Теперь есть интернет – бесконечное поле, столько роскошной музыки!
– А вот тебя в интернете мало, у тебя много не наворуешь.
– В нашем музыкальном творчестве мы не занимаемся продакшеном. Мы не делаем продукт, который потом можно послушать в айфоне, в наушниках. В основном мы играем вживую натуральными обертонами, которые передаются по воздуху. Это такая ресторанная и салонная музыка.
– Салонная? «Топоркестра» для президентов играл.
– Да, играли в салоне. Президенты не ходят на стадионы, они ходят в рестораны.
– Президенты платили щедро? И кто вообще лучше платит?
– Больше всех платят люди бедные. Они ценят музыку гораздо больше, ведь чаще всего это единственное, что у них есть в жизни. У президентов много забот: бизнес, народ, прочее. Они могут забыть заплатить или не считают нужным нам платить. А мы не считаем нужным брать с президентов деньги – мы пользуемся их страной! (Смеется.) Мы берем у них больше!
– Что вы играете для простых людей, не президентов?
– Наша музыка рассчитана на попадание в сердце. Мы смотрим, какое настроение у человека, и входим в резонанс с его ментально-чувственным состоянием. И раскачиваем его.
– Так это же конъюнктурщина! Вы на деньги человека разводите.
– Нет. Мы делаем это не для того, чтобы он нам деньги заплатил, а чтобы сделать ему хорошо. А он уже, если захочет и посчитает нужным, продаст свой дом и заплатит нам. Или даст нам подзатыльник и выгонит, если не понравится. Суть артиста, художника – попадать в сердце.
– Что из наворованного вы играете, чтобы попасть?
– Украинскую музыку, конечно же, румынскую, болгарскую. Про цыганскую сложно говорить, потому что эта музыка разная. Есть русские цыгане, испанские, всякие. Это куча культур! Русские – это частушки и романсы, сербские и румынские – это огромное поле танцевальной музыки, испанская – это фламенко. А есть еще индийская, армянская, иранская, азербайджанская, турецкая.
– Сколько языков ты знаешь?
– Так, чтобы знать, наверное, ни одного. Хотя я знаю один язык лучше всего – это язык логики и любви. А выразить себя я могу по-русски, по-украински, по-молдавски, по-английски. Понять с помощью гугл-переводчика смогу любой язык.
– В скольких странах вы играли?
– В десятках стран. Европу исколесили дважды всю, доезжали до самого океана. В Индии были три раза.
– У вас нет менеджмента, агента, пресс-службы, но при этом в Украине популярность оркестра Сергея Топора стремительно набирает обороты. Это почему?
– Сам не понимаю. Нам 15 лет, мы не новый коллектив. Наверное, пришло наше время (смеется). На самом деле мы же уникальные, нас невозможно заменить.
– Вы уличные музыканты, которые иногда собирают стадионы. При этом у вас большинство музыкантов – профессионалы, которые могли бы «рвать» консерватории. Как это вообще можно объяснить?
– Когда человек выходит на сверхуровень музыкальный, он понимает, что быть музыкантом не означает играть для кого-то. Быть музыкантом – это умение выражать свое внутреннее состояние с помощью инструмента. И уже неважно, для публики играть или нет, на улице или на большой сцене. Он начинает играть для себя. Чтобы попасть в сердце, нужно начать играть для себя, потом почувствовать себя как зрителя, начать любить его. И тогда получается играть для зрителя, как для себя. Сложная схема (смеется).
– Сергей, хочу спросить у тебя как у человека, часто путешествующего по всему миру, почему к цыганам такое стереотипное предубеждение?
– Люди разделяют всех по собственным представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо. В нашем обществе есть люди, которые обворовывают нас в масштабах государства, принимают жуткие законы, влезают в кошельки нашим пенсионерам. Но общество предпочитает бояться цыган, которые «по карманам лазят». Со стороны кажется, что цыгане – это только те, кто на вокзале нищенствует. А ведь это миф. Жить на вокзалах, в таборе, в лесах – это способ избежать ассимиляции, о которой я вначале говорил. У цыган есть своя культура, которая, к сожалению, таким варварским способом защищается от внешнего общества. Наш мир можно представить себе как человеческий организм, где каждая национальность «занимает» определенный орган. Так вот евреи и цыгане – это кровь. Евреи и цыгане живут в каждом государстве и в каждой культуре, они везде. И именно они сохраняют культуру того места, где живут. Евреи и цыгане – это музыка каждого народа: русские цыгане лучше русских поют романсы, испанские цыгане играют лучшее фламенко, в Молдавии это лучшие лаутары. Феномен в том, что уедет, например, молдавский цыган в Америку и будет там сохранять молдавскую культуру, еще и американцев научит петь молдавские песни. Цыган не будет ассимилироваться. И это одна из причин, почему цыган и евреев не любят. Увы, часто оправданно, но это лишь попытка оставаться собой. У нас говорят, что стать цыганом можно, а вот цыган никогда не станет кем-то другим.
